Стефан Малларме

В твою я повесть не войду
Под стать влюбленному герою
Калитку робко приоткрою
Коснусь травы в твоем саду

Босой ногой скользну по льду
Безгрешной завлечен игрою
Я замков розовых не строю
Насмешек над победой жду

Но блеском радостей огромных
Бегут рубины ступиц громных
Прожженный воздух невесом

Там царства разбросав по черни
Багровым тонет колесом
Мой экипаж одновечерний

Миледи,
не для вас неврозы светских дам
И розы, что шелков шнурованных жеманней,
Вам не пылать в слепом огне эротоманий,
К алмазным, плачущим прислушиваясь льдам.

Скандальных бурь назло завистливым годам
Нет в нашем будничном безжертвенном романе:
Гоня ревнивую тоску непониманий,
Я чувства честного вовеки не предам.

Вы не поверите, внимательная Мэри,
Но каждый новый день мне платит в полной мере
Очарованием знакомой новизны.

Так веер в комнате однообразно веет
И удивляется, что встречи не скучны,
И сердце ровное для дружбы не черствеет.

Пожаром волосы взметнулись в точке высшей
Восторгов (не успев развиться до конца)
И диадемою над западом нависшей
Угасли падая вдоль юного лица

Но облаком живым не вздохом золотистым
Искрящийся огонь невидимый для всех
Как прежде пробежит по темным аметистам
Очей где теплота таится или смех

Над дерзкой наготой влюбленного чьи взоры
Бесславят женщину наивным торжеством
К чему божественным рукам ее узоры
Незаходящих звезд как в вихре огневом

Сверкают волосы сомненья опрокинув
Победным факелом пылает дождь рубинов

Рыданья подмешав к любовному питью,
Отвесный луч скользнул по зыбкому прибою
Рассыпанных волос и сжег печаль твою,
Шуршит песок, ты спишь, измучена борьбою.

О робкий поцелуй! нагую горечь пью
И слышу: «Никогда под пальмой голубою
В счастливой древности, в полуденном краю
Единой мумией мы не уснем с тобою».

Но в теплой глубине волос твоих навек
Я душу утоплю и с молчаливых век,
Чужих Небытию, губами жадно смою

Слезой бегущую сурьму, мечтая в ней
Для сердца, что висит над бездною немою,
Найти бесчувственность лазури и камней.

От запахов лекарств и жесткого матраца,
От неизбежного распятья на стене
Осатанел больной, ах, только бы добраться
До безучастных штор на розовом окне!

Встает, но не затем, чтоб старческие мощи
Согреть, он жаждет свет увидеть на камнях,
Небритою щекой прижаться, грудью тощей
Приклеиться к стеклу в рыжеющих огнях.

Упиться синевой, дразнящей плоть гнилую,
Так страсти аромат вдыхал он молодым,
Теперь слюнявому подставлен поцелую
Взамен девичьих плеч закатный теплый дым.

Он жив! он поглощен не запахом елея,
Не кашлем, к дьяволу лекарственный настой
И мерный маятник! там, вдалеке, алея
Над кровью черепиц, в лазури золотой,

Как стая лебедей, но тоньше и безмолвней,
Галеры стройные зарей озарены,
Плывут, баюкая изломы дерзких молний,
Воспоминаньями навеянные сны!

Вот так и я бежал от грубых и бездушных
Калек, что в сытости успели закоснеть,
От жадных псов, чья страсть копить в каморках душных
Для ощенившихся подруг гнилую снедь.

К рассветным окнам я взываю о защите,
От жизни оградясь прозрачной полосой,
Благословения иного не ищите!
В стекло, омытое безгрешною росой,

Войду я и умру, но ангелом Эдема
Воскресну, — таинством, искусством станешь ты,
Окно! мечты мои горят, как диадема,
На дряхлой синеве бессмертной Красоты!

Увы, несносный прах, как прежде, мой хозяин!
В прибежище былом нашел я западню:
Надменной тупости блевотиной измаян,
От светлой вышины лицо я заслоню.

Всю горечь испытав, осмелюсь ли теперь я
Разбить облитую помоями слюду?
Надломлено крыло, бегу, роняя перья,
И страшно, что в провал звенящий упаду.

Не ради твоего податливого тела
Я здесь, мой поцелуй не всколыхнет, пойми,
Неправедных волос, ах как бы ты хотела
Отречься от грехов, завещанных людьми.

В угарном забытьи мы головы уроним,
От совестливых снов отгородив сердца.
Так долго ты лгала, что о потустороннем
Узнала более любого мертвеца.

Порок бесплодием отметил нас обоих,
Но черствым камнем он заполнил пустоту
Твоей груди, а мне, а мне невмоготу

Предсмертный слышать хрип в сердечных перебоях.
Я, как от савана, спасаюсь от гардин,
Я умереть могу, когда усну один.

Глазурной Гебе я завидую, принцесса,
На чашке, что к губам прильнула дорогим,
Но не дерзнет аббат стать богом в чаще леса
И на фарфор к тебе не явится нагим.

К помаде больше ты питаешь интереса,
Болонкой не прижмешь меня к шелкам тугим,
Я не придворная забава и не пьеса,
Но, кажется, меня Вы предпочли другим.

Так прикажи... Завит искусством ювелира
Твой локон золотой, твой смех — трава для клира
Овец, отзывчивых на прихоть госпожи.

Так прикажи, и я на флейте заиграю,
На веере любви присяду робко с краю,
Стать пастухом твоих улыбок прикажи!